Интервью с Астанчуком В.А.

Валерий Александович Астанчук, основатель детского программного лагеря «Хаглар», Координационный директор частной школы «Сверхновая», Приглашенный преподаватель НИУ ВШЭ, дал медиа центру АНО «ПИМ» интервью, в котором рассказал в каком возрасте  он понял, что хочет работать с детьми, о том, как создавал собственный лагерь, подробно остановился на современных тенденциях в лагерном мире, высказал свою точку зрения о привлечение частного  капитала в отрасль детского отдыха и пояснил  на каком языке  и как нужно разговаривать с потенциальными инвесторами, а также том, что невозможно сделать детский лагерь «стерильно безопасным».

— Кто или что оказало на вас влияние и почему вы пришли к работе с детьми, в частности основали собственный детский языковой лагерь?

— Я уже с детсадовского возраста пытался играть в школу и учил своего младшего брата (которому все это очень не нравилось) и в 6 классе я уже понял, что хочу быть преподавателем, хочется учить детей и мне это нравится. И на днях самоуправления в школе я всегда пользовался возможностью пойти в младшие классы и что-нибудь там преподавать. А во время летних каникул всегда возился с малышней и получал от этого огромное удовольствие. Но повзрослев, в 2002 году, когда нужно было выбирать вуз, было понятно, что зарплата учителя  в те времена меня никак не привлекала, поэтому я и выбрал не педагогический университет, а экономический. И вот на стыке педагогического и экономического образования появилась возможность организовать свою собственную компанию. А детский лагерь – было  разумным продолжением моего лагерного детства и опыта, когда я включился в эту «лагерную педагогику», лагерную атмосферу и работу с детьми и проработал год вожатым в одном из известных программных лагерей Санкт-Петербурга, но потом так случилось, что мне повезло собрать команду и организовать свой собственный лагерь.

— А что было  для вас самое сложное при создании и организации лагеря?

— Вот сейчас я уже понимаю, что тогда у меня было отсутствие опыта и знаний, но в 18 лет мне это совсем не казалось, я думал что взрослый и все могу. И некоторая благоговейная слепота перед возможными трудностями не пугала, а даже защищала от страха и позволяла двигаться дальше. Потому что сейчас я на всех смотрю и думаю: боже мой, а как же ты все это делал, почему этого  или того не боялся. А не боялся, потому что ничего не знал и поэтому не боялся. Наверное, самое трудное было – это взрослеть. По мере того, как развивался бизнес, приходилось проходить  огромное количество своих личностных кризисов  и понимать, что надо учиться, добывать новые знания. Ориентироваться было не на кого, приходилось все выдумывать самому. Но, с другой стороны, все это и было драйвел-процессом, когда все заново переизобретаешь заново «под себя».

— «Хаглар» — наиболее известный и  самый крупный языковой лагерь в Санкт-Петербурге. Как вы этого добились? Может быть вы используете какие-то   необычные методики  обучения детей  иностранному языку?

— Мы гордимся тем, что «Хаглар» сейчас на самое деле является самым крупным лагерем и мы благодарны всем тем родителям, которые нас выбирают. Никакими секретными методиками преподавания английского языка мы не владеем, но у нас изначально была выстроена   такая хорошая система, где  баланс между преподаванием, отдыхом и развитием  был соблюден таким образом, что это нравилось и родителям и детям. Но вообще, секрет кроется в том, как мы выстраивали  взаимоотношения с семьями, каким образом мы давали отдельную связь, как мы рассказывали о наших принципах культуры. И наверное, в 2000-ых годах это было таким новым необычным открытым отношением к клиенту (клиентоориентированный сервис). И мы, наверное, были первые, кто начал задумываться об том и  выстраивать эти отношения. И наверное это все-таки дало нам некоторый запас прочности, который потом уже наращивался благодаря сарафанному радио – клиенты советовали наш лагерь друг другу, а те, в свою очередь – советовали его еще кому-то, так мы и росли.

— Валерий, по вашему мнению, на каком уровне находится сейчас в стране сфера детского отдыха и оздоровления, и какие, на ваш взгляд,   главные проблемы и недостатки существуют  в отрасли?

— Если сравнивать уровень детского отдыха в нашей стране в  мировых масштабах и трендами, то конечно детский отдых в российских лагерях развит наиболее  масштабно. Нигде нет таких детских федеральных  центров в мире как «Артек», «Смена», или «Орленок». Нигде нет таких больших площадок, каменных корпусов для лагерей. В других странах эти постройки представляют собой  конструкции скаутского типа и совсем не фундаментальные и не большие, но уютные. А у нас все выстроено как мы любим издавна, с большим размахом. Как строилось в СССР.  И вся система была и мы сейчас  живем на ее остатках. В те годы отдыхали все советские дети в пионерлагерях. И если сравнивать в мировых масштабах, то у нас все в очень хорошем состоянии. Детских отдых поддерживается государством – у нас был детский туристический кешбэк, и в регионах есть  финансовая поддержка  —  частичная оплаты стоимости путевок  сертификатами. В разных регионах существуют  разные механизмы поддержки.

Но если сравнивать времена Советского Союза и Современную Россию, то это – остатки былой роскоши. Многие лагеря сегодня закрыты и заброшены, причем их – огромное количество. Это остатки «былой роскоши» и лежат как тела выброшенных на берег огромных китов, которые, конечно имеют  еще потенциал, и могут возродиться как  территории, которые могут возродиться, если это нужно будет когда-то государству, или инвесторам, или, скорее всего – уже рынку. Главная проблема, на мой взгляд, сейчас заключается в качестве управленческих кадров. И очень не хватает молодых, обученных, сильных руководителей детских лагерей, которые  увидят новые смыслы в лагерном движении, переосмыслят лагерное движение, и будут рассматривать лагерь не только как место временного пребывания детей на отдыхе с целью снижения  смертности и травмоопасности за лето, а поймут, зачем нужен лагерь современному подростку в современных условиях. И пока такого хорошего, на мой взгляд, переосмысления не произошло. Потому что постоянно идут разговоры о том, является ли это частью образовательной системы, или туристической, или воспитательной. И вот постоянно бросает всех то в одну, то в другую сторону. Возможно, нужны разные лагеря, которые будут и ту, и другую сферу реализовывать, потому что потребности у детей разные. Но как-то хотелось бы уже чуть большего  понимания о месте лагеря  в развитии и взрослении ребенка. Я знаю, что тут есть смыслы! Но не хватает исследований, не хватает доказательной базы, не хватает данных. Мы все равно продолжаем  разговаривать на  языке эмоций, на языке «лагерная педагогика», «счастливое детство» , а мир и управление  всё-таки больше основываются на данных, на более доказательных аргумента. У лагерного сообщества пока доказательств не очень много. Хотя уже я знаю, что в Тюмени в прошлом году начали говорить о том, что необходимо исследование от эффектах лагерей, о том, какое влияние оно оказывает в действительности, а не то, которое хотелось бы, и не то, которое мы подчас наблюдаем, но не можем доказать.

— А можно  ли изменить ситуацию в отрасли в целом?

— Конечно же любую ситуацию можно изменить. И на мой взгляд, ключевую роль в этом должны сыграть  региональные и межрегиональные Ассоциации. Именно у этих организаций есть возможность собирать людей в рабочие группы, ставить задачи. У них имеются ресурсы для того чтобы поддерживать работу разных профессиональных сообществ, которые и будут призваны для разработки и внедрения необходимых  изменений для отрасли. И надо признать, что часть изменений уже реализуются благодаря работе профессиональных сообществ, но кажется, есть ещё над чем работать.

— Как вы думаете: возможно ли  привлечение частного  капитала в отрасль детского отдыха? Ведь большинство инвесторов  периодически говорят, что вкладываться в индустрию детского отдыха совершенно невыгодно. А какая у вас точка зрения на этот вопрос?

— Безусловно, есть. Я уверен, что в регионах, где есть меры социальной поддержки это может стать достаточно интересным, рентабельным и быстроокупаемым бизнесом. Единственное — нужны управленческие команды. И вот «кадровый голод» не даёт уверенности инвесторам в том, что их деньги им вернутся. Пока с ними разговаривают на языке лирико-гуманной педагогики, о детстве, о миссиях, они не чувствуют себя в безопасности, и что их деньги будут под управлением именно  квалифицированных менеджеров и руководителей, а не педагогов. Потому что с инвесторами нельзя говорить с позиции педагогов. Нужно с ними говорить с  той позиции, которую   они понимают и доверяют — нужно считать цифры, нужно быть уверенным в своих расчётах, нужно показывать как деньги будут возвращаться, какая концепция сработает, почему она сработает, проводить анализ рынка (в регионах его, прямо скажем, не хватает). И наверное, это ключевое. Потому что есть деньги,  есть инвестор, но не хватает управленческих команд.

— Какие реформы нужно провести  и что конкретно нужно сделать в отрасли, чтобы наших детей родители не отправляли на  летний отдых за границу – в  Болгарию, Турцию или Египет? Ведь у нас в стране очень много привлекательных детских здравниц с  разнообразным тематическим наполнением, необычными программами.

— Мне кажется, на данный момент это вопрос не совсем  актуальный. Он был ещё актуален в доковидный период, в досанкционных политических реалиях. А сейчас, правда, родители отправляют детей на отдых в наши российские лагеря. И для рынка это сейчас потрясающая возможность роста, потому что просто не выехать за границу.

— Валерий, как известно, родители боятся отпускать детей в оздоровительные лагеря в раннем возрасте. А вот несколько лет назад в  вашем детском лагере «Хаглар» разработали специальную программу для первоклассников. Скажите, удалось ли вас убедить родителей, что в лагерь может быть  безопасным и интересным для  детей младшего возраста и туда можно  отправлять даже первоклашек?

— Я верю только в один способ. Это когда родитель услышит от другого родителя, который рискнул и у которого ребенок вернулся довольный. Поэтому сами детские лагеря должны  максимально осознавать те страхи, которые одолевают родителя при принятии решения о покупке путёвки в детский лагерь. Поэтому и во всех своих социальных сетях, и на всех своих сайтах  нужно превентивно объяснять, что лагерь — это безопасно. Мне в этом плане очень нравится позиция Ассоциации американских детских лагерей, представители которой  как раз не кричат и не трубят повсеместно, что лагерь — это безопасно. Они говорят, что лагерь — это территория допустимого риска, то есть лагерь не может быть стерильно безопасен. Те, кто пытаются сделать лагерь стерильно безопасным, убивают в целом эту идею на корню. Потому что лагерь — это место, где ребенок взрослеет, социализируется, где он ошибается. И все это происходит под уровнем допустимого риска. То есть с ним  может произойти что-то не очень приятное, но это «не очень приятное» не погубит его, а даст ему достаточно хороший жизненный урок — как жить в социуме, как договариваться, когда сталкиваются разные мнения, разные желания, как вести себя когда ты оказался в плохом настроении, а рядом нет ни мамы, ни папы, которые тебя поддержат, как просить помощи. Все это — сложные моменты и нельзя ни в коем случае превратить лагерь в «корпус с мягкими стенами», с вожатым на каждом углу, с  запретом бегать или висеть, прыгать, залезать куда-то, или купаться. Все это — пагубные идеи, которые приведут к краху всей лагерной системы.

— Как  вы подбираете вожатский состав для вашего языкового лагеря? Они у вас владеют  иностранными языками?

Над этой системой мы работали много и продолжаем работать до сих пор. У нас многоступенчатый отбор вожатых, где мы их проверяем  на знания (как они, в целом окончили школу вожатского мастерства), то есть на то, что у них в голове и на соответствие ценностям нашей компании, которые сформулированы и описаны. И есть ряд вопросов в момент интервью с разными сотрудниками компании, когда мы проверяем насколько они нам подходят. Мы действительно уделяем этому вопросу огромнейшее внимание,  потому что я считаю, что конкурировать лагеря между собой могут именно по  качеству вожатского состава.

— Как вы считаете, детские  оздоровительные лагеря ХХI века не потеряли свою главную функцию – социализации детей и подростков?

— В ХХI веке детские лагеря приобрели новую актуальность. Я не хочу быть голословным в том, что у меня есть внутреннее интуитивное понимание, что возможно лагерь остаётся практически последним местом (кроме сферы доп.образования), где ребенок может научиться работать в команде, общаться в коллективе и научиться определенным навыкам саморегуляции. Школа в меньшей степени способствует  коллективной работе. Есть буквально несколько избранных школ, которые уделяют внимание групповой работе (парной работе). Только они уделяют систематическое внимание этому вопросу. В остальном, это конечно, одиночки  — конкуренция в конкурсах и олимпиадах, в спорте. И только, наверное, сфера дополнительного образования (такие виды деятельности как театр, коллективные виды спорта) ещё имеют потенциал обучения детей работе в команде. А лагерь — это кристально чистая атмосфера создания «коллективного человека».

— У нас в стране два года  работала  программа детского туристического кешбэка, но сейчас говорят, что в этом году, она вряд ли будет продлена. Как вы считаете, скажется ли это на  100%-ой заполняемости лагерей? Будут ли родители все равно покупать путевки, или, может, наоборот, снизится покупательная способность и  многие  лагеря должны будут и вовсе закрыться?

— У кешбэка были свои плюсы, и свои минусы. Безусловно, система, сформированная на скорую руку, и в законодательном, и в юридическом плане, была не идеальна. В ней были большие дыры. Наверное, сейчас это стало очень очевидным и это одна из причин, почему его больше не будет (или он будет каким-то образом преобразован во что-то иное). Но а плюсом было то, что многие родители позволили из своего бюджета оплатить путевку ребенку в лагерь, и теперь они знают, что это такое и могут об этом рассказывать другим людям, быть апологетами (людьми, которые распространяют пользу   детского лагеря среди населения). Жалко, конечно, что в связи с падением реальных доходов  населения, эти семьи теперь из-за отсутствия кешбэка  не смогут позволить отдых своим детям в детских лагерях, но тем не менее, мне кажется, что в этом году это не скажется на заполняемости лагерей, потому что детей надо все равно оздоравливать, отправлять в лагеря и проводить цельно-понятно свои летние каникулы. Хотя одним из отрицательных явлений кешбэка, мне кажется, стала возможность резко повысить стоимость услуг в детских лагерях. Но в текущих условиях очень тяжело оценить  — смогут ли без этого повышения стоимости услуг продержаться лагеря. Вопрос, конечно, сложный, но последствия кешбэка я бы все же оценивал как положительные.

— А где обычно отдыхают ваши дети?

— У меня пока только старший ребенок лагерного возраста. Двое других  пока подрастают. Но  старший  уже в возрасте 8 и 9 лет был в моем лагере. Для других мы пока подрастаем.

— А какую роль вы отводите крупномасштабным зрелищным мероприятиям в вашем лагере во время смен?

—  Мы их называем общелагерными мероприятиями и они являются частью культуры и традиции лагерного движения. Их обязательно нужно проводить, потому что крупномасштабные мероприятия оказывают достаточно хороший  мотивирующий эффект на детей, когда они понимают почему нужно быть вместе и это здорово!

— Президент Российской Федерации Владимир Путин поручил правительству до 1 июня 2022 года обеспечить разработку и реализацию федеральной программы по восстановлению и строительству до 2030 года в регионах России «объектов отдыха детей и их оздоровления, в том числе строительство объектов из быстровозводимых конструкций по типовым проектам». В планах  — модернизировать 1400 стационарных детских лагерей и в три раза увеличить количество лагерей палаточного типа, начиная с 2023 года.  На ваш взгляд, 1400 детских лагерей – это достаточно в масштабах такой огромной страны как Россия? Или эта цифра ничтожно мала?

— Я всегда очень опасаюсь таких громких беспочвенных и абсолютно непротестированных проектов. Возведите хотя бы  10-20 таких зданий. Дайте им просуществовать хотя бы год-два, посмотрите, что будет с их амортизацией, что будет с вожатскими состава ми, с управленческими командами. Мы в России всегда если хотим  что-то сделать, то один раз и чтобы все восхитились, а потом умалчивать о том, что эта инфраструктура ветшает:  вожатых не найти, директоров и руководителей лагерей не хватает, дети приезжают, и что там с ними может быть…

Поэтому я бы всё-таки не озвучивал в цифрах — сколько собираются возвести лагерей из этих быстровозводимых конструкций, а попросил людей внимательно подумать о рисках, которые могут возникнуть  в связи с этим решением. Привлеките профессиональное сообщество, поймите кто будет операторами на этих площадках. Мне кажется, это так очевидно!

— Сейчас представители профсообщества ДОЛ много говорят о том, что нормативно-правовая база в сфере детского отдыха  устарела и уже несовершенна, и пора принимать новый законопроект. А если  бы Вы  лично принимали участие в обсуждении и формировании  нового  законопроекта о детском отдыхе в России, чтобы вы туда внесли нового и позитивного?

— Законотворчество — вообще не мой конек. Но если бы меня включили в рабочую у группу, я бы, наверное, был бы человеком, который больше всех бухтел и своей миссией видел бы — поиск рисков и «дырок» в том, что предлагают другие. Потому что не уверен, что я смог бы предложить какую-то новаторскую позитивную идею. И вообще, мне кажется, что у нас сейчас проблема не в отсутствии новых законов, а, наоборот, в присутствии  огромного количества старых, которые хотят создать законотворческий лагерь. Зачем? Не совсем понятно. Мне кажется, надо понять, где уровень допустимого риска. Это очень сложная и провокационная идея, о которой я даже вслух не могу говорить, потому что допустить в  российском сообществе, что что-то (даже малейшее) может произойти с ребёнком, пока что никаким образом невозможно. Но я опять же слежу за Американскими Ассоциациями лагерей. Они как-то чуть поспокойнее к этому относятся. Хотя именно  американские лагеря из-за ковида были все тотально закрыты и признаны невероятно опасными, в то время как в России благодаря усилиям (в том числе, и профессиональных сообществ) было доказано, что  не имеет лагерь такого ужасающего эффекта  в период пандемии, о котором сначала все подумали. Поэтому, я честно не знаю, чтобы я предложил в плане законов.

— Что изменилось сейчас в детях, воспитанных в век инновационных технологий? Или изменились не дети, а время, в котором они живут? И чего не хватает современным детям эпохи цифровых технологий?

— Так как я руковожу частной школой, то могу видеть детей чуть глубже и больше, чем я видел в детском лагере, то я со всей определённостью могу сказать, что у детей пропал один очень ключевой навык — это саморегуляции. Гаджеты и все программы выстроены таким образом, чтобы удерживать внимание ребенка против его воли. Огромное количество дизайнеров, игротехнологов  работаю над тем, чтобы и ребенок и взрослый как можно дольше зависали в телефоне. Потому что это напрямую связано с прибылями  it-компаний, и из-за того, что нам больше не надо (даже детям), тренировать усидчивость, концентрацию и самодисциплину, они теряют навык саморегуляции. А это катастрофически сказывается на остальных видах деятельности, которые так необходимы современному человеку.

— Как вам кажется, какие тенденции в современном лагерном мире присутствуют?

— Сравнительно новый тренд — это появление программных лагерей и  Ассоциации программных лагерей (что я тоже создавал в свое время).

Ещё стали уделять большее внимание разработке программ, чем раньше, пытались какие-то изюминки направленности сколлаборировать с различными организациями.

Трендом, безусловно, является обучение вожатых. Сейчас стали намного больше, чем в начале 21 века говорить какая школа является эффективной, чему должен быть обучен вожатый.

Безусловно, повышение квалификации сотрудников лагерей. При этом сейчас постковидным  трендом я вижу снижение количества вожатых в детских лагерях (это отрицательный тренд). Надо срочно что-то с этим делать. Иначе на фоне растущего количества детей в лагерях и «падающего»   количества вожатых мы можем попасть  в какую-то невероятную яму. Все, что было наработано до этого (с точки зрения высокого качества вожатых) мы можем  начать терять. Потому что придется брать тех, кто соглашается.

— Кроме  работы в лагере «Хаглар», вы еще и координационный директор частной школы «Сверхновая». Расскажите немного о ней.

— Я  всего лишь год в проекте. Это сверхновая школа. Сначала я был руководителем проекта команды запуска школы. Мы сначала совместно с командой учредителей придумывали и  разрабатывали ее концепцию, а сейчас вот уже реализовываем её. Это безумно интересный опыт, который сопряжён с моим предыдущим лагерным опытом, потому что я понимаю как создать благоприятную атмосферу в детском коллективе и как это сейчас положительно влияет на то, какие академические результаты достигают дети. И наша школа, правда, сильно похожа на лагерь, но в нем дети учатся, а не отдыхают во время каникул. И я думаю, что нашим большим преимуществом является именно работа на стыке хорошей школы и хорошего лагеря.

— А еще вы приглашенный преподаватель Национального  исследовательского университета  «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). А что вы  там преподаете?

— Да. Я также работаю приглашенным преподавателем-экспертом в Высшей школе экономики в Москве. Потому что я сам  являюсь магистрантом с отличием, выпускником программы «Управление образованием» и благодаря моей излишней гиперактивности мне удалось как-то проявить себя как  надёжного человека  и достаточно талантливого с точки зрения преподавания. Преподаю я  менеджмент. Также я являюсь наставником первого курса, помогаю им понять как жить дальше по моей магисторской безумно сложной программе, как им защититься и выйти победителями из всей этой ситуации, в которой они оказались. Но естественно, самого себя туда окунув. Поэтому Институт образования Высшая школа экономики — это место, где  я всегда черпаю новую информацию, новые знакомства, где люди одного интеллектуально высокого уровня разговаривают друг с другом, находят новый смысл, в общем, это огромная отдушина, в которой я могу почерпнуть невероятное количество новой энергии и информации.

            — Как у вас на все хватает времени и удается совмещать и детский лагерь, и частную школу и преподавание в НИУ ВШЭ?  Это все благодаря тайм-менеджменту? Или у вас есть какие-то свои секреты?

— Просто я всегда был активным ребёнком, который вырос в очень активного взрослого и который пытается делать все дела  сразу и быстро. И мне нравится этот темп, я в нём чувствую себя достаточно комфортно. Моя потрясающая  семья поддерживает меня и даёт силы это реализовывать.

— Давайте немножко помечтаем: каким вы видите ваш лагерь «Хаглер» лет так через 15?

— Где-то лет в 30 я понял, что пропасть между мной и вожатыми, и тем более, между мной и детьми  увеличивается. И я иду дальше, я развиваюсь, а дети, они хоть и меняются, но все равно они остаются  примерно (плюс-минус) в своих возрастных особенностях одинаковые. Конечно, эта пропасть росла  и в какой-то момент я осознал, что лагерем должны управлять более молодые ребята. И через 15 лет я очень хочу видеть, что в «Хагларе» сменилось ещё одно поколение руководителей, которые точно также очень остро чувствуют нерв современной молодежи  и детства и знают куда вести его завтра. Это будет самая большая победа, если в «Хагларе» будет налажена система сменяемости власти на молодых, амбициозный, сильных. А моя задача через 15 лет будет их поддерживать сзади  и принимать все их слезы в жилетку, когда они будут сталкиваться с какими-то для них новыми и невероятными проблемами. А для меня это будет уже обычная рутина.

— Что лично для вас значит лагерь «Хаглар»?

— Лично для меня «Хаглар»- это ещё один ребёнок, который уже вырос. Ему уже  19 лет и я действительно смотрю на него как на взрослого человека, и поэтому мне достаточно легко представить, что когда моим детям исполнится  18 лет, я должен буду их отпускать. Они должны будут самостоятельно изучать жизнь, знакомиться с новыми людьми, заводить новые связи, но семья всегда должна быть тем местом, в которое они готовы будут вернуться в случае любых жизненных штормов. Поэтому для меня «Хаглар»- это место, где я заряжаюсь, это место, которое я безумно люблю, это часть меня, которая находится  вне меня. И это  очень тяжело передать словами, но конечно, здесь мы предопределены судьбами, кармами и всем, чем угодно!